— У вас что-нибудь со здоровьем? — упавшим голосом спросил бывший ленинец, не допускавщий мысли, что отказ от спиртного может быть связан с какой-либо другой причиной.

— Нет, со здоровьем все в порядке. Я, между прочим, занимаюсь спортом, — тихо отрапортовала Даша.

— Художественная гимнастика? — предположил Петр Иванович.

— Да, — подтвердила девушка.

— Как повезло вашему спутнику: как говорится, спортсменка, комсомолка и невероятно красивая девушка, — пробормотал Гринько.

— Моему спутнику повезло вовсе не со мной, — чуть поведя глазами в сторону уминавшего салат мужчины, призналась Даша. — А мне пока еще ни с кем не повезло, — едва слышно добавила она, опустив черные ресницы долу.

— Ах, вот как… Вот, значит, как!! — Петр Иванович окинул стол просветлевшим взором. — Господа, рекомендую салат «Столичный». Помимо обычного набора продуктов — всяких там огурцов, горошка и говядины — в нем присутствуют раковые шейки. Надеюсь, вы это отметили. А как вам нравится винегрет, абсолютно разноцветный, как ему и положено быть? С нежнейшей селедочкой. Как он вам?

Согласно церемониалу, уж Петру-то Ивановичу, как хозяину стола, никак не следовало хвалить яства. Это все равно что хозяйка дома нахваливала бы собственные кулинарные способности, не дожидаясь оценки гостей. Но Гринько или не был отягощен знанием соответствующего этикета, или забыл о нем начисто, плененный черноокой Дашей.

Гости дежурно улыбались. Впрочем, салат ."Столичный" действительно был хорош. И разноцветный винегрет был приготовлен по всем правилам кулинарного искусства. Поданный чуть позже знаменитый рассольник ленинградский, блюдо, известное некогда до самых до окраин, так и покрылся, нетронутый, капельками застывшего жира: гости Петра Ивановича Гринько явно предпочитали низкокалорийную диету да и вообще были начисто лишены ностальгии по прошлому.

Глава 21

ОЧАРОВАННЫЙ, ОКОЛДОВАННЫЙ…

Ресторанный вечер набирал обороты. Появились музыканты — скрипач и два гитариста. Публика потянулась танцевать.

За столиком остались сам Гринько и господин Лейно.

— Так я надеюсь, Петр, что никаких недоразумений не будет? — осведомился предприниматель, называя Гринько, который по возрасту годился ему в отцы (если не в деды), на западный манер — просто по имени.

Петру Ивановичу эта западная мода абсолютно не нравилась. Однако следовало считаться с реалиями нынешней жизни. Человек, заплативший очень крупную сумму за прохождение определенного решения в областном правительстве, имел право обращаться к чиновнику так, как ему хотелось.

— Разумеется, Вы можете быть абсолютно спокойны. Вопрос будет обсуждаться достаточно скоро. Но я успею провести работу с членами правительства.

— Итак, аренда на девяносто девять лет? Земля под аренду отводится корпорации «Глобус»? — еще раз уточнил финн.

— Вы можете быть абсолютно спокойны, — повторил Гринько, не сводя глаз с Даши, покачивающейся в такт мелодии в объятиях председателя вышеупомянутой корпорации.

Медленный танец позволял во всех подробностях рассмотреть фигуру девушки. Фигура у нее была прямо-таки итальянская: полная грудь, тонкая талия, развитые бедра, длинные ноги идеальной формы, хотя и с крепкими мышцами спортсменки.

— Какая очаровательная девушка! — вздохнул Гринько.

— Она вам нравится? Возьмите ее себе, — простодушно ответил Юхо Лейно.

— Да-а? А президент «Глобуса»?

Лейно поднял на Петра Ивановича недоуменный взгляд светлых глаз.

Неужели старый дуралей не видит, что это обыкновенная «ночная бабочка»? Девка по вызову. Черт его знает, где подцепил ее зиц-председатель. Одно можно точно сказать: не на улице. Для этих целей существовал набор определенных телефонов.

"И что эта старая калоша, то есть Петр Иванович Гринько, запал на обычную шалашовку? — недоумевал про себя Лейно. — Впрочем, «обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад», — процитировал в уме финн, учившийся в русской школе и не успевший забыть Пушкина, несмотря на право наций на самоопределение.

Юхо Лейно, разумеется, и ведать не ведал о том что стройная брюнеточка является для Петра Ивановича идеалом женской красоты.

— О, президент не обидится, — улыбнулся Лейно. — Даша просто его старинная приятельница. Не больше того.

— Да-а? — обрадовался Гринько.

«Конечно да, — ухмыльнулся про себя Лейно. — То, что она просто подруга, — за версту видать. Все равно как я — ирландский сеттер. Но если у старикана что-то встало именно на эту пугану, фирма не возражает. Подарим деду маленькую радость».

— Музыка смолкла. Гости вернулись к столу.

Юхо отозвал президента «Глобуса» в сторонку, затем обратился к Гринько:

— Мы на минуту спустимся в бар. Вы не возражаете, Петр Иванович?

Гринько не возражал. Более того, обрадовался. Подозвав скрипача, заказал мелодию, опустив в его карман зеленую бумажку.

— Следующая песня посвящается Даше, — провозгласил музыкант, чуть поклонившись де-вушке.

— «Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана…» — мягким баритоном вполголоса запел один из гитаристов.

— Вы позволите вас пригласить? — вновь охрипшим голосом спросил Дашу Петр Иванович. Даша, разумеется, позволила.

В просторной трехкомнатной квартире Петра Ивановича Гринько звучала с магнитофонной ленты все та же мелодия. «…Отчего же ты плачешь, красавица, или мне это только чудится?» — вопрошал хрипловатым голосом певец.

Петр Иванович неуклюже топтался с возвышавшейся над ним Дашей, стараясь попадать в такт и нежно прижимая девушку к себе.

Несмотря на обкомовское прошлое, предполагавшее широкие возможности, Петр Иванович не был пресыщен женским вниманием. Во-первых, всю свою прошлую жизнь он прожил на третьих ролях, будучи вечным третьим помощником комсомольских, а затем и партийных вожаков. Конечно, и ему перепадало от пирога, но что перепадало? Если говорить о женщинах, в те времена не было нынешней вседозволенности. И досуг комсомольских вожаков, а затем и партийцев зачастую скрашивали комсомольские богини, далеко не все из которых соответствовали вкусу Гринько. К тому же по табели о рангах ему доставались именно третьесортные богиньки. Конечно первый, да и второй секретари баловались и с эстрадными дивами. Но опять-таки «давеча не то, что таперича», — если переиначить поговорку. Петр Иванович прекрасно помнил, как связь всесильного в городе первого со звонкоголосой пампушкой привела певичку прямиком в колымскую филармонию. А самому первому стоила множества пренеприятных объяснений с Москвой.

Во-вторых, связям с женщинами препятствовала скандальная и ревнивая до патологии супруга Петра Ивановича. Так что в этом смысле шестидесятитрехлетний Гринько был человеком нереализованным. Впрочем, и в других смыслах тоже.

Когда энергичный и властный Евгений Юрьевич Беседин, бывший второй секретарь обкома, под началом которого Гринько ходил около десятка лет, пропихнул его в правительство Ленинградской области, Гринько воспринял это как партийный наказ. И первое время так и жил, как под присягой, — беспрекословно выполняя волю Беседина. Но молодому финскому парню со смешной фамилией Лейно удалось разбудить в Гринько давно уснувшее честолюбие, объяснить, что каждый человек сам себе хозяин. Что он, Петр Иванович, занимающий высокую должность, представляет самостоятельный интерес для деловых партнеров и может проводить собственные решения через областное правительство.

Беседину, поправлявшему в прекрасном далеке пошатнувшееся здоровье, и в голову не могло прийти, что Петруша вдруг начнет вести собственную партию.

Однако Беседин, как известно, уже три месяца отсиживается на Лазурном берегу. А он, Петруша, остался в городе. А оставшись, вдруг почувствовал собственную значимость. Вечная третья скрипка получила шанс вести сольную партию. Чувство было непривычным и очень приятным. Теперь уже вокруг него кружились иностранные партнеры, ищущие алчным взором, чего бы еще урвать в растерзанной ими стране.