Вот хоть и финны, прикрывающиеся зарегистрированной в Москве корпорацией «Глобус» с собственным зиц-председателем. Как его хоть фамилия-то?

Митюхин. Вот и они хотят взять землю в аренду. Хотят? Пусть берут. Заявлено-то, что берут для строительства порта. То есть на благо города. Конечно, никакого порта не будет. Им этот порт нужен с точностью до наоборот. То есть совсем не нужен. Заморозят стройку, и все дела, это ясно. Но если землю получит Беседин, разве Гринько получит хоть маленький кусок пирога? Как же! Разве что крошки. А финны обещали ему по-настоящему большие деньги. Половина из которых уже, кстати, выдана.

И Гринько осмелел настолько, что послал Евгения Юрьевича к черту.

Правда, через посредника. То есть Петр Иванович как бы воскликнул: «Я взбунтовался!» Прямо как в кино, честное слово!

Впрочем, в данный момент мысли Гринько были сосредоточены не на делах, а на высокой стройной девушке, которую он держал в своих объятиях. Девушке своей мечты.

Супруга Петра Ивановича находилась в санатории, дочь давно жила отдельно, и ничто сейчас не могло помешать ему наслаждаться жизнью. Петр Иванович опасался лишь одного: как бы его немолодой организм не подвел в самый ответственный момент. Но организм как будто подавал сигналы боевой готовности, и Гринько еще крепче прижал к себе Дашу.

— Ой, Петр Иванович, мне пора домой! — испуганно воскликнула девушка, как бы только сейчас увидев массивные напольные часы с маятником. — Уже одиннадцать, ужас! Мама будет ругаться.

— Как? — ошеломленно воскликнул Гринько. — Дашенька, неужели вы покинете меня? Я вас не отпущу, как хотите. Умоляю вас, не уходите, — жалобно бормотал он. — Я всю жизнь мечтал именно о такой, как вы. Я просто умру, если вы не останетесь, — с жаром добавил он.

Горе Петра Ивановича было глубоко и неподдельно. Даша смягчилась.

— Ну хорошо, — чуть помедлив, промолвила она. — я позвоню домой, скажу, что заночую у подруги. Только…

Девушка замялась, опустила ресницы:

— Вы, пожалуйста, выйдите на минуту… Понимаете, неудобно при вас лгать…

— Конечно, конечно, моя радость, — торопливо проговорил Гринько, чуть не до слез растроганный таким целомудрием.

Пощелкав кнопками телефона, Даша отрапортовала четким, деловым тоном:

— Через час высылайте машину.

Когда Петр Иванович, излучавший влюбленность всем своим существом, возник на пороге комнаты, девушка сделала в его сторону страшные глаза, призывая таким образом к молчанию, и проворковала в телефонную трубку:

— Спокойной ночи, мамочка. Целую.

Взмах ресниц в сторону Гринько.

— Все в порядке, — с улыбкой доложила она Петру Ивановичу.

Совершенно счастливый Гринько сел рядом с Дашей, робея, словно школьник.

— Знаете что, Дашенька, давайте выпьем на брудершафт! — предложил он, вспомнив, что после брудершафта положен поцелуй.

Даша застенчиво улыбнулась и согласно кивнула. Гринько взялся за наполненный бокал и продел его через Дашин локоток. Не отрывая взгляда от удлиненного лица с опущенными ресницами, Петр Иванович едва пригубил напиток и припал к влажным вишневым губам.

Поцелуй длился долго. Петр Иванович никак не мог оторваться, Даша едва не задохнулась.

— Вы… вы замечательно целуетесь, — промолвила она чуть слышно.

— Да? — задохнулся теперь уже Петр Иванович. — Но почему — «вы»? Скажи мне «ты», — забормотал он, припадая жадным ртом к ее шее, спускаясь вниз, пытаясь расстегнуть блузку.

— Подожди, подожди, Петруша, — смеялась Даша, уворачиваясь от его поцелуев.

— Почему подожди? Я не хочу… Я ждал тебя всю жизнь…

Петр Иванович шумно сопел. Пуговки выскальзывали из дрожащих неуклюжих пальцев.

— Да постой же! Я перемазала тебя помадой. Так смешно! Подожди секунду, я достану платок.

Вмиг оказавшись на другом конце дивана, девушка открыла сумочку и ахнула:

— Смотри, я забыла отдать Роману грибы!

С этими словами Даша достала небольшую баночку, действительно наполненную грибами.

— Какой Роман, какие грибы? — бормотал ошалевший от страсти Петруша.

— Ах, ну Роману Митюхину! Президенту «Глобуса». Он мой давний приятель.

И очень любит маринованные грибы, которые готовит моя мама. Я специально для него принесла. Но ты так внезапно меня украл, что я совершенно о них забыла!

— Да черт с ними, с грибами, иди ко мне! — взмолился Петр Иванович.

— Давай съедим их. Я хочу, чтобы ты попробовал. Очень вкусно, правда!

— Господи, да не хочу я твоих грибов! Ну что ты меня мучаешь? — почти прорыдал Гринько. Даша вдруг опустила голову:

— Понимаешь, я не могу так сразу… Я должна к тебе привыкнуть. Хоть немного. Ну съешь один грибок, пожалуйста! Мне так хочется, чтобы тебе понравилось. — Она подняла на него серьезные карие глаза.

«Бред какой-то, — подумал Петр Иванович, но почему-то не смог отказаться. — Какая трогательная дурочка!» — подумал он еще.

— Хорошо, но только одну ложку.

Даша радостно захлопала в ладошки, отвинтила крышку. Петр Иванович подцепил ложкой красивый белый грибок, немедленно проглотил склизкую массу, не чувствуя вкуса, мечтая лишь о том, чтобы с проклятыми грибами было наконец покончено.

— Вкусно, правда? — голосом милой шалуньи спросила Даша.

— Все, хватит, — прохрипел Петруша, срывая с нее блузку, юбочку, путаясь в ее застежках, крючках и петлях, чувствуя, что еще немного — и он не выдержит, желание разорвет его.

Но когда одежды пали и обнаженная Даша предстала перед ним, стыдливо улыбаясь и, по обыкновению, опустив ресницы, бедный Петруша почувствовал, что ничего не сможет. Он был попросту раздавлен ее совершенством, он и пальцем не смел к ней прикоснуться.

Даша взяла ситуацию в свои руки. Все так же стыдливо улыбаясь, она ловко раздела Петра Ивановича, легонько опрокинула его на диванные подушки и по-спортивному технично овладела товарищем Гринько.

Петр Иванович крепко прижимал к себе молодое, тугое тело, вдыхая аромат мягких густых волос. «Боже, какое счастье на старости лет! Разведусь, женюсь на этой милой девочке, увезу ее за границу…» — думал Петр Иванович.

Однако вслух Гринько произнес другие слова:

— Какое счастье, что завтра воскресенье. Не надо идти на работу. Ты ведь будешь со мной весь день, да, солнышко?

— Да, милый. Спи, ты устал, — откликнулась Даша.

Петр Иванович не заметил нетерпения в ее голосе. Через минуту он спал, счастливо улыбаясь. Сон, однако, был тяжелым, с неприятными видениями. Петр Иванович пытался проснуться, на секунду открыл глаза и увидел Дашу — абсолютно одетую, протирающую мягкой тряпочкой бокал. Хотел пожаловаться, что ему очень нехорошо, но Даша вдруг раздвоилась, и уже две Даши полировали все той же тряпочкой сервировочный столик. Петр Иванович отчаянно попытался соединить двух девушек в одну, но странная пелена заволокла обе фигурки, и он провалился в глубокую черную, словно бездонная яма, дурноту.

…Через двое суток, уже во вторник, встревоженная молчанием телефона, проведать Гринько примчалась дочь. Отец лежал на диване без движения. На сервировочном столике стояла полупустая бутылка шампанского, одинокий бокал и банка грибов.

В тот же день Петр Иванович Гринько умер в одной из клиник города. Он оставался в сознании до последней минуты, но обстоятельства последнего в своей жизни ужина скрыл и от дочери и от врачей.

На похоронах присутствовали члены областного правительства, а также бывшие товарищи по партии. Публика чуть слышно переговаривалась, обсуждая внезапную смерть.

— Бред какой-то! Умереть от ботулизма! Как в глухой деревне!

— Врачи говорили, что такой интоксикации давно не видели. Говорят, банка с грибами, что на столе стояла, была буквально нашпигована микробами.

Известно ведь, что грибные консервы — прекрасная среда для возбудителя ботулизма. И по телевизору каждое лето предупреждают. Как его угораздило?

— А что вы хотите? Жена отдыхать отправилась, дочь забросила.

Захотелось чего-нибудь вкусненького, домашнего. Вот и хватанул грибов. У бабульки какой-нибудь купил, возле метро… По крайней мере, так дочь говорит.