В Солнцегорске-13 с первых же дней проявил себя многообещающим ученым.
Исключительная работоспособность".
Зверев снял очки.
— Это точно. Из лаборатории сутками не вылезает.
— А как же молодая жена?
— Там все не так просто. Или, наоборот, до примитивности просто — типичный брак по расчету. Домой, к жене, он явно не рвался, будучи к тому времени кандидатом наук. Спустя пять лет он возглавил одну из ведущих лабораторий. В его лаборатории работала молодая девушка, лаборант. У Каримова возник с ней роман.
— Что же это у вас там за безобразия творились? — усмехнулся Беседин.
— А что удивительного? Чтобы люди, совершенно изолированные от внешнего мира, довольствовались лишь супружескими отношениями? Это невозможно, если учитывать к тому же, что средний возраст сотрудников не превышал тридцати пяти лет. На адюльтеры все смотрели сквозь пальцы. Но, разумеется, полагалось соблюдать внешние приличия. Хотя в данном случае необходимость скрываться вскоре отпала — жена Каримова скончалась от тяжелого токсического гриппа. Хотя все население городка было привито от эпидемии, тем не менее спасти женщину не удалось…
— Ты думаешь…
— Я излагаю факты. Теперь о причине катастрофы, поразившей город.
Виноват был безусловно Каримов.
— А ты — нет? — съехидничал Беседин.
— Я — постольку поскольку. Я был козлом отпущения. А Каримов прекрасно знал, что делает. Тогда сразу две лаборатории занимались одной и той же тематикой. Такой метод в институте применялся довольно часто. Чтобы разбудить дух соперничества. Две лаборатории, что называется, «ноздря в ноздрю» шли к созданию нового штамма бакоружия. И Каримов попросту загнал своих людей. Ему непременно нужно было оказаться первым. Опыты шли с такой интенсивностью, что сотрудники просто с ног валились. Жим на коллектив оказывался колоссальный. Он это умеет. Сыпал лозунгами типа: «Отдадим всю кровь за Отчизну!», или: «А если бы вы везли патроны?», или: «Наука требует полной отдачи. Вы должны забыть про семью» и прочую чушь, с которой в условиях военного учреждения не очень-то поспоришь. Короче говоря, в конце концов был нарушен технологический цикл получения препарата. Не была проведена полная дезинфекция зараженного материала, и бактериальные смывы поступили через общий селектор в городскую водопроводную сеть. В Зареченский район города Если вы помните, погибли жители именно этого района.
— Еще бы мне не помнить! — вставил Беседин.
— Формальной виновницей была женщина-препаратор, проводившая автоклавирование. Каримов не отпускал ее к тяжело заболевшему ребенку. Хотя ее можно было подменить. И препаратор закончила автоклавирование раньше, чем следовало. После чего была отпущена домой. Так что все происшедшее вовсе не случайность. Каримов довел своих людей до такой степени изнеможения, что рано или поздно что-нибудь подобное приключилось бы непременно.
— Что же он, не понимал, что может произойти? Что могут погибнуть люди?
— Люди для него — ничто. Пушечное мясо. А в остальном он просто забылся. Думал лишь о том чтобы прийти к финишу первым. Кроме того, в нем, знаете ли, есть такая садистская жилка: он любит дрессировать людей, как кошек.
Издеваться, унижать. Наблюдать, сколько человеку дано вынести…
— Да он просто монстр какой-то.
— В определенном смысле — да. Но ведь и мы с вами не овечки безвинные.
— Что же тогда ты ему помог на работу пристроиться?
— О, это восточные дела. Восток, как известно, дело тонкое. Когда ему что-нибудь нужно, он умеет так расстелиться, так очаровать, такого напустить шарму, что даже я, тертый калач, не могу устоять. Вот и не устоял, пристроил.
— И как он теперь?
— Ужасно. Гражданка — это не военная организация, где ты умный только потому, что начальник. Он, конечно, умен. Но при этом во всеуслышание говорит о том, что все остальные — круглые дураки. Что его окружают безголовые тупицы.
Это про ученых-то с мировым именем! Вот Каримова там всерьез уже и не воспринимают. Посмешище для всего института. К тому же нищенская зарплата. К тому же напрочь закрыта тема, над которой он работал в последние годы…
— То есть он не у дел?
— Фактически так. Возвращаясь к психологическому портрету, скажу, что его главная черта — бешеное неудовлетворенное тщеславие. Просто-таки болезненная мания величия. Слабое место — чрезвычайно падок на лесть. Самую грубую и примитивную. За высочайшую оценку своих способностей — даже просто на словах — сделает все. Но такие слова говорит ему только Карина.
— Кто такая Карина?
— Та самая женщина, с которой у Каримова возник роман еще в Солнцегорске.
— Они что, до сих пор вместе?
— Да. Работают в одной лаборатории. Не разлей вода. Мне это непонятно.
По мне, так все бабы дуры. Но там случаи особый. У нее, кстати, мочекаменная болезнь. Сейчас как раз обострилась. Надо дробить чем-то там. Лазером, что ли.
А денег у них на это нет.
— Женаты?
— В официальном браке не состоят.
— Дети?
— Детей нет ни раздельных, ни общих. Дети им не нужны.
— Алкоголь?
— Спокойно. Он может выпить. Но пристрастия нет. К алкоголю более склонна Карина.
— Ну что ж. Информация интересная. Организуй нам встречу.
Глава 18
ПЕРСИДСКИЕ НАПЕВЫ
Белоснежная красавица яхта бесшумно разрезала воды Средиземного моря возле побережья Лазурного берега, приближаясь к Монте-Карло. В носовой части верхней палубы слышалась шумная возня. Беседин поднялся наверх. Вокруг овальной формы бассейна шел настоящий бой. Импровизированный ринг был огорожен шезлонгами. Внутри площадки ходили кругом две девчушки лет двенадцати.
— Ну же, — нетерпеливо воскликнул сидевший в кресле Иван. У его ног на выскобленных добела досках палубы сидели еще три девчушки.
Чуть поодаль, с подносом, уставленным напитками, стоял официант в белоснежной форме.
— Ну же! — повторил Иван. — Еще две секунды простоя и я удалю вас с ринга. Бокс!
Одна из девочек сделала неуклюжий выпад и хлестко ударила соперницу по щеке. Та взвизгнула, вцепилась обидчице в лицо. Началась драка. Девочки визжали, бранились, катались по полу.
— Что у вас происходит? — подавляя брезгливость, спросил Беседин.
— Товарищеский матч. Разыгрывается перстень с сапфиром, — со смехом откликнулся Иван, указывая на поднос официанта, где среди наполненных бокалов действительно лежала открытая ювелирная коробочка. Темно-синий камень перстня переливался на солнце.
— Стерва! Мокрощелка! — заводила себя одна из малолетних гладиаторш, ухватив соперницу за густые рыжие волосы и пытаясь приложить ее хорошенькое личико к доскам пола.
— Брейк! — вскричал Иван. — Эльвира, лицо портить запрещается! Зачем мне изуродованная наложница!
Но девочка вошла в раж. Отшвырнув в сторону легкое кресло, она, ухватив соперницу за талию, опрокинулась вместе с ней в бассейн. Водяная гладь вздыбилась снопом брызг. Послышался хрип, истошный крик. Рыжеволосая девочка то и дело с головой погружалась в воду, придавленная сверху более сильной и менее симпатичной Эльвирой.
— Сейчас Эльвира утопит Манечку, — холодно произнес Беседин.
— Брейк, брейк! — кричал Иван.
Эльвира с торжествующим выражением лица продолжала топить девочку.
— Быстро в воду. Растащите их, — приказал Иван.
Сидевшие у его ног девчушки стремительно попрыгали в воду. Поднялся невообразимый гвалт. В этот момент затренькала трубка спутникового телефона Беседина.
— Евгений Юрьевич? — послышался в трубке напряженный мужской голос.
— Да, — откликнулся тот.
— У нас проблемы. С Гринько.
— Минуту, — резко перебил говорившего Евгений Юрьевич.
Он прошел с трубкой в руке в кормовую часть яхты, где не было никого, если не считать пары матросов, разворачивающих кливер в соответствии с изменившим направление ветром.
— Ну? Слушаю тебя.
— Он отказывается. Говорит, что через городское правительство подряд не пройдет. Многие, мол, не захотят отдавать такой лакомый кусок неизвестно кому.